Скульптура Слон/Elephant (СК-7) ХУДОЖЕСТВЕННАЯ МАСТЕРСКАЯ ARTVIVO

Звериные образы в серии "Необычные звери" в творчестве ведущего скульптора ARTVIVO -  Олега Аксёнова.

1
Человек стал изображать зверя раньше, чем самого себя.
Древнейшая палеолитическая живопись и пластика, появившиеся 20-30 тысяч лет назад, были сплошь анималистичны. Можно смело утверждать, что изобразительное искусство вообще и скульптура в частности родились из сакральных изображений животных. Это были крупные мощные звери последнего ледникового периода. Животной силой и человеческим осознанием этой силы веяло от наскальных изображений грозных гигантов.
Той же первобытной энергией веет от Слона, Носорога и Козерога, созданных известным российским скульптором Олегом Аксёновым.
Мамонты – не они ли и не их ли изображения стали духовными прародителями  его Слона?
Шерстистые носороги с их воинственным упрямством – не они ли породили его Носорога?
И, наконец, величественные туры евразийских степей – не они ли стали прообразами его Козерога?
Как фантастические сны, как тени фантастических снов первобытных охотников проходят перед нашими глазами эти бронзовые звери. Проходят и застывают. Шаг за шагом. Мгновение за мгновением. В их статике – напряжение, потенциальная динамика сжатой пружины, готовой  внезапно распрямиться и ударить по зрителю яростной экспрессией первобытной природы. Думал ли об этом мастер, создавая их?
Не знаю. Душа художника – интригующая загадка. Творческий процесс – непостижимая тайна. Дело мастера – творить, дело аналитика – попытаться проникнуть в его тайну, разгадать его загадку. Попыток может быть множество и чем больше их – тем интересней.
Вот ещё одна…
2
Звериная тема пришла в изобразительное искусство в доисторический период, в эпоху формирования первых эстетических принципов первобытного человечества и полностью никогда не покидала его. Зооморфные образы в искусстве вместе с человеком изменялись от эпохи к эпохе, продолжая быть одними из самых популярных и духовно важных, особенно в архаичные периоды истории. Чему яркий пример изображения священных животных и богов Древнего Египта и звероподобных духов и демонов Древней Передней Азии – от долин Месопотамии до гористых земель хеттов. Однако, говоря о скульптурах животных, созданных Олегом Аксёновым, мне в первую очередь вспоминаются не египтяне, вавилоняне и хетты, а древние ираноязычные народы, кочевавшие по югу нашей страны – скифы и сарматы.
Именно в их специфической трактовке звериной темы, можно углядеть глубокие корни эстетики, проповедуемой Олегом. Подчёркнуто-напряжённая мускулатура зверя, условность форм, стилизация, смелая фантастичность, неузнаваемо-узнаваемый образ – одновременно реального и нереального зверя – всё это можно отнести к скифскому наследию в творчестве мастера. Так и хочется, глядя на творения скульптора, воскликнуть вслед за классиком: «Да, скифы мы! Да, азиаты!»
Однако есть и существенные различия, бросающиеся в глаза даже не искушённому в истории изобразительного искусства зрителю, без которых не состоялась бы авторская индивидуальность  художника. У скифов главным объектом изображения являются хищники, у Олега – травоядные; у них – динамика, у него – статика; у них нередка многофигурность, и вытекающая из неё композиционная сложность, у него – пристальное внимание к отдельному взятому образу; у них – ювелирная пластика, у него – скульптура малых форм.
И всё же общего больше чем различий, что естественно: ведь нет дерева без корней, а корни русского человека  –  в художественном наследии тех народов, что жили до него на этой земле и учувствовали наряду с восточнославянскими племенами в его этно-духовном формировании.
Скифское влияние на последующее – не только древнерусское, но всё раннесредневековое евразийское искусство – как считают некоторые исследователи, было решающим, скифское наследие – огромным. И если  в классической Античности антропоморфное начало, в том числе и в искусстве, одержало безоговорочную победу над зооморфным (сравните изображения главных богов древнего Египта и Древней Греции), то в изобразительном искусстве Раннего Средневековья изображение животных вновь вышло на первый план.
Вот вам и вторая попытка постичь скрытые истоки творчества современного мастера, разгадать ту загадку, что загадал он  своему зрителю…
Так кто же ты зверь лютый, буй-тур современного искусства – осколок мифической древности или новомодное фэнтези?
3
Что же, поговорим теперь о фэнтези – широко популярном художественном явлении, ярком феномене духовной культуры наших дней.
Чем как не фэнтези – богатейшим языческим наследием, творчески осмысленным и переосмысленным сквозь призму современности  – можно назвать «звериную»  тему в творчестве Олега Аксёнова? Явление это глубоко синкретическое и эпохально знаковое. Недаром оно совпало в нашем обществе с историческим периодом пристального внимания к своим корням, со временем творческих поисков и экспериментов. Как  всякий художественно значимый феномен, данные скульптуры выходят за рамки утилитарной декоративности или же – декоративной утилитарности. Это не просто модная кабинетная скульптура, как то может кому-нибудь показаться на первый взгляд. За ней стоит долгий и сложный процесс беспрерывного художественного развития: со своими многовековыми взлетами и спадами. Процесс, начатый первобытным охотником на мамонтов и в наши дни продолженный  Олегом Аксёновым.
И потому я спрашиваю:
Мамонты – не они ли и не их ли изображения стали духовными прародителями  его слона?
Шерстистые носороги с их воинственным упрямством – не они ли породили его носорога?
И, наконец, величественные туры евразийских степей – не они ли стали прообразами его козерога?
Круг замкнулся. Цепь времён вопреки словам поэта нерасторжима. Фэнтези прорастает из фольклора. Настоящее не возможно без прошлого и главный вопрос, по-моему, заключается только в том, насколько талантлив мастер, берущийся за перо или кисть, а в данном случае – за глину, чтобы потом воплотить свой замысел в бронзе.
В многогранном таланте Олега Аксёнова, в самобытности и при этом глубокой культурной укоренённости его творчества, сомневаться не приходиться.
Вот вам и ответ на все вопросы…

                                                                                    Дмитрий Вонави, культуролог, член Международного Сообщества писательских союзов.